Я не выдержал и обернулся. Из-за соседней скалы неторопливо вышел… кентавр! Великолепная конская стать, лоснящаяся шкура, рыжая с подпалинами, на точёных ногах белые «чулочки», нечёсаный чёрный хвост, а вместо крутой шеи – атлетический мужской торс. На кудрявой голове человека-лошади блестел золотой венец, крашенная хной бородка эстетично завита кольцами, а глаза казались ярко-синими, как небо над морем. Красавец мужчина! И конь, естественно, выше всяких похвал! Так что в причудливом мифическом соединении они действительно представляли прекрасное творение экологической фантазии (я имею в виду идею единых корней человека и животного)… Кентавр же при виде меня совершенно не испугался, а, быстренько пригладив смоляные кудри, пританцовывающим шагом двинулся навстречу. Надо ли говорить, что Анцифер и Фармазон исчезли прежде, чем я успел это заметить…
– Добрый день! – Отсутствие проблем с языком – серьёзный плюс в перемещениях между мирами. – А я вот гуляю себе и гадаю, кто бы подсказал приезжему туристу дорогу к главной местной достопримечательности – входу в Тартар?
На меня дружелюбно покосились синим глазом, и густым, хорошо поставленным голосом ответили:
Благословенным будь день твой, благородный муж с кифарой,
Чьи меднозвучные струны вольготно смеются и плачут,
Только коснутся едва их вдохновенные пальцы.
Даже Зевес Громовержец
И то любит послушать певцов светлокудрых рассказы,
Если, конечно, они не творят укоризны или надменных смешочков
Те, что над властью бессмертных, под коею все мы…
– А… прошу прощенья! – не выдержав, перебил я. – Благодарю, большое спасибо, я в курсе и помню общую схему божественной иерархии и общественных взаимоотношений. Так что вы хотели сказать насчёт Тартара?
Кентавр с удвоенным интересом упёр руки в бока и неторопливо обошёл меня кругом. Запах конского и человеческого пота создавал довольно причудливую комбинацию, и я старался не слишком откровенно морщиться, когда он заходил с наветренной стороны.
Если спросить позволительно, тайн не нарушив, имя твоё
И откуда ты родом, странный певец, отвечающий низменной прозой,
Слыша из уст собеседника славный размер, богоравный
Слог, именуемый для посвящённых словом…
– Гекзаметр! Нет, если очень надо, можем, конечно, поговорить и на нём – какие проблемы?! Но, ей-богу, я здесь ненадолго, приехал издалека и очень стремлюсь попасть к Аиду, пока у них там не начались серьёзные потрясения!
– Эти слова неразумные ярость рождают в бесхитростном сердце! –
с некоторой обидой поджал губки кентавр и даже пристукнул копытцем.
Кто ты такой, что Богам угрожаешь открыто-надменно?
Ибо кому, как не им, ведомо всё наперёд о бесчисленных бедах,
Волею парк стерегущих самих олимпийцев!
Ты же ответь мне, как должно.
Так, как Орфей златоустый верных певцов обучил многократно!
Хм… похоже, всё-таки придётся всерьёз примерить на себя шкуру древнего грека. Меня слегка затрясло… Никаких сложностей с гекзаметром в принципе не было, но ужасно раздражала сама необходимость что-то из себя изображать. В самом деле, почему в России ты не должен на каждом углу доказывать, что ты поэт, а в любом из Тёмных миров тебя без демонстрации с пристрастием просто на порог не пустят!
Господи боже! С какого рожна, объясни мне, такие придирки?!
Я на экзаменах в Литинституте? Или в кругу профсоюзных маэстро?
Скромно стою, наслаждаюсь пейзажем и – здрасте вам по лбу!
Первый же встречный навязчиво требует слога! Стиля, размера,
Размаха, цветистых сравнений… Что, я кому-то обязан стихами
Так и чесать, невзирая на всплеск вдохновенья?! Ждите! А как же!
Уж лучше к Афине, в солдаты…
Где-то на этом месте я выдохся: длинная строка гекзаметра требовала хороших лёгких и правильно заданного ритма, как у бегуна на марафонские дистанции. Однако краснобородый кентавр, переступив передними копытами, воззрился на меня уже с удовлетворённой миной:
Ныне готов я поверить и велеречивому слогу, и пылу отважному,
Что здесь был явлен душою бесстрашною. Вижу, знакомиться время
Нам уж пристало. Невежливо будет и дале нашу беседу вести,
Не имея предлога друга земель чужедальних по имени звать
Благозвучно… Первым скажу, что достойно рекусь Кентаврасом!
Имя своё мне неспешно поведай, с улыбкой…
– Гнедин Сергей Александрович, – покорно поклонился я, делая отмашку правой рукой в чисто русской манере. – Образ жизни? Опальный поэт, член Союза писателей, проездом из Петербурга. Если можно, давайте просто поговорим, без поэтических наворотов.
– Жа-а-ль… – сочувственно покачивая головой, возвестил мой новый знакомец.
Жаль бесконечно, что Муза, дочь Зевса, не часто
Тебя осеняет крылом белопёрым. А я вот иначе
Даже двух слов увязать не сумею, словно быков
Непослушных, что упряжь лишь в стороны тянут…
Ты же совету внемли – Аполлону поспешно
Жертву успеть принести из овец тонкорунных,
Трёх голубей, да козла, да вина не забудь золотого…
Большего болтуна мне не приходилось встречать ни в одном измерении! Если все здешние жители окажутся хоть вполовину такими словоохотливыми – я застрелюсь! Смех смехом, но это вполне может стать реальностью: судя по произведениям незабвенного Гомера, в Древней Греции все, от последнего пастуха до верховного бога, говорили исключительно гекзаметром! Я присел на камушек и обхватил голову руками… Один поэт, два поэта, даже три или пять – это тяжко, но хоть как-то переносимо. А вот целая страна поэтов, рьяно пытающихся перещеголять друг друга… увольте!